Безвоздушная тревога

[ЛЕВ-2]

Рассказ навеян книгой Метро-2033 Дм. Глуховского и песней Би-2 и Тамары Гвердцители "Безвоздушная тревога"



****

Он открыл глаза. Медленно, словно нехотя, тело подчинилось его попытке встать. Что-то было необычно. Чего-то не хватало, но он ещё не понимал, чего именно. Он поднял руку и прикоснулся к волосам и тут же его охватил безбрежный, панический страх. Скафандра не было. Он стоял один среди выжженной земли, держа в руках огромный клок выпавших так, словно они были париком, волос и паника охватывала его. Так не должно было случиться. Он не помнил, почему он тут оказался, не помнил, почему нарушил свою заповедь не снимать скафандр. Он искал ответа. Но какой может быть ответ в пустыне? Он не помнил даже откуда пришёл. Но это было уже не важно, всё равно назад теперь дороги нет. Забиться в угол и там умереть - последний выход. Хотя, впрочем, остаток жизни можно посвятить воспоминаниям и поиску былого величия нынешней пустыни. Он давно хотел это сделать. Теперь терять было нечего. Поднявшись на ноги и стараясь не подставлять лицо под обжигающие лучи солнца он направился вдаль, ориентируясь лишь по одному ему ведомым признакам.

****

Старые воспоминания, в отличие от новых, как ни странно, не подводили его. Он как всегда чётко помнил последние моменты его спокойной жизни...

Это была песня, ныне уже забытая и затёртая. И вряд ли где-то сохранились её слова и мелодия, хотя он был бы рад услышать всё снова...

Он стоял и слушал Песню. Поставив её на повтор в своём стареньком плеере, он ловил душой каждое слово, каждый звук. И глядел в небо. Будто бы знал....

(Вновь у судьбы меняются планы...)

...Небо прочертили следы реактивных самолётов. Огромные, непривычно низкие...

(...С неба вернулся брошенный камень...)

... Люди ещё не поняли, что происходит, а под страшными треугольными брюхами проплывающих самолётов были видны смертоносные бомбы со знаком радиоактивной опасности. Пока что ещё всего лишь под брюхами...

(...было одним, стало другим...)

...Первая вспышка, вдалеке, как будто в другом мире, озарила небо. На момент воцарилась мёртвая тишина, через мгновение уступив место панике. Кто-то толкнул его, плеер на момент умолк, проглотив пару строк песни, но тут же заработал вновь. Он и не думал бежать. Пока что он просто замер от увиденного и его ноги словно вросли в асфальт, став его частью, живым столбом...

(...Ровно дыши капитан моей распущенной души...)

... Он вдыхал стремительно меняющийся воздух. Если минуту назад он пах осенью, то теперь он пах авиационным топливом, йодом и ужасом охваченных паникой людей....

(...В этом городе так странно звучит безвоздушная тревога...)

... В эту минуту перекрывая звуки песни завопили диамики экстренного оповещения. Было уже поздно, но эта сирена помогла вывести его из оцепенения. Не помня себя, он ринулся под землю, в метро...

(...Жить не спеши, не сдавайся, не меняй на гроши...)

...Кто-то преградил ему дорогу, но он бежал. Бежал, не замечая никого и ничего. Он не хотел отдавать свою жизнь, сдаваться, он не хотел умирать молодым...

(...Разгорится и погаснет в ночи безвоздушная тревога...)

... Он успел. Влетел на стацию, а за ним уже закрывали гермоворота, не обращая вимания на бесконечную лавину людей, стремящихся прорваться сквозь них. Их было поздно спасать, надо было спасать тех, у кого ещё есть хоть какие-то шансы.

Безумный бег он смог остановить лишь на середине станции. Остановившись, он уже чувствовал, видел, что будет дальше...

А плеер продолжал играть песню...

(...В этой картине сгущаются краски...)

...Слышались удары, обрушивалась штукатурка станции, дрожали своды. Наверху земля прерващалась в выжженную пустыню, непригодную для жизни людей, животных, растений... Землю застилал чёрный дым, столбы пыли. От ослепительных вспышек ядерных взрывов люди превращались в пепел моментально, оставляя как воспоминания лишь свои тени, словно на негативе фотоплёнки. Те, кому повезёт выжить в этом аду умрут в течение недели от страшной лучевой болезни...

(...Искренне любят, но терпят фиаско...)

... В первые часы после страшных ударов кто-то попытается выйти наверх, попытается спасти выживших, кто-то разработает план по возвращению наверх для жизни... ни один из ушедших не будет принят обратно - они превратятся в изгоев, опасных для окружающих и умрут так же, как и те, кто не успел спрятаться до ударов...

(...Что-то опять случилось в раю...)

..Безумные мародёры, прорывающиеся на поверхность в надежде найти старые ценности, будут пристреливаться как вшивые собаки...

(...Стойку обнял оловянный солдатик

он окружен, а точней оквадрачен...)

...Спустя месяцы, когда запасы пищи в убежищах начнут подходить к концу, а уровень радиации на поверхности снизится хотя бы немного, на поверхость начнут отправлять смелых людей, облачённых в свинцовую защиту, в скафандрах и тёмных очках, чтобы они пытались найти подвалы с сохранившимися съестными припасами. Возвратятся назад немногие. Сколько таких будет - ушедших слишком далеко, уставших, поддавшихся искушению увидеть рассвет и уснувших навеки - кто знает...

(...Время платить и закончить войну...)

...Когда не с кем воевать - война кончается. Непригодные для жизни земли превратятся в вечную память. Когда-нибудь, через полвека или век, если хотя бы кто-то доживёт до того момента, на поверхности снова можно будет как-то жить. Снова появятся зелёные площади и опрятные дома, а по улицам потекут жизнерадостные люди. Следы радиации не уйдут, но можно будет Жить. По-человечески. Как это делали свободные мирные Люди. Но для этого надо будет ВЫЖИТЬ...

*****

Он идёт не первый час и не первый день. Он знает, что найдёт в конечной точке своего пути. Он даже знает, что, скорее всего, он уже заблудился. Вокруг подёрнутые мхом руины. Ни одной конструкции выше пояса, ни одного дерева. Лишь кое-где пробиваются пожухлые коричневые кустики. На его теле уже ни одного волоска, кашель раздирает горло, а кожа саднит и начинает слоиться. Он знает, что не дойдёт. Он знает, что скоро его сон станет вечным, а его тело развеет ветер. Он вспоминает Песню...

(...Ровно дыши капитан моей распущенной души...)

...Он дышит горьким воздухом, обожжённой гортанью. Он знает - никто не поможет, он один здесь, НАВЕРХУ, наверное на весь город, на всю страну. Ни единой живой души кроме него здесь нет...

(...В этом городе так странно звучит безвоздушная тревога...)

...Сгущающиеся тучи не предвещают ничего хорошего, а укрыться негде. Дождь - как орущий сигнал тревоги, требующий вернуться вниз, под землю, спастись от разъедающих всё капель. Но ему идти некуда...

(...Жить не спеши, не сдавайся, не меняй на гроши...)

... Он не спешит. Он знает - его жизнь окончена. Он не сдаётся, уходит с гордо поднятой головой и верой в то, что когда-нибудь всё станет как прежде...

(...Разгорится и погаснет в ночи безвоздушная тревога...)

...Он верит - тут, НАВЕРХУ, снова станет можно жить. Не будет самолётов со смертельным грузом под брюхом, не будет войны. Он верит, что снова во дворах будут играть в песочнице дети.

Дождь расходится.

Он растягивает губы в страшной, кособокой, но искренней улыбке.

Он ВЕРИТ.

****

...В приёмном покое вещал телевизор. Диктор, с упоением размахивая руками, рассказывал что-то про военную провокацию и угрозу безопасности жителей города. Из окна был виден вестибюль станции метро, в который тянулся ровный строй утренних пассажиров. В синем небе медленно плыли красивые густые облака, изредка соединяемые тонкими белыми полосами следов пассажирских реактивных самолётов.

В палате лежал он.

На входе в палату висела табличка с указанием состояния - "Кома".

Мерно вздыхал аппарат искусственного дыхания.

(...Ровно дыши...)

 

 

2011. Москва. (с) Лев Мощевитин

Песня: