Начинаю писать

[ЛЕВ-2]

В душе неспокойно, счастья нет, мозг забит мыслями. Начинаю писать роман/повесть/рассказ (в общем, что получится) на тему того, чего хочет душа (тема железнодорожно-метро-фэнтезийная).

Написал пролог. Жду ваших мнений - стоит ли такое продолжать?

 

Пролог

 

...Он встал с земли, придерживая саднящую ногу. Вокруг всё утопало в траве, но он быстро нашёл источник боли - задумавшись, он споткнулся об рельс, старый, проржавевший, погребённый под четвертьметровой травой. С нескрываемым интересом он раздвинул траву. Рельс был добротно прикручен к поросшей мхом, просмолённой деревянной шпале. Его внимание привлекла поверхность пути. Он уже видел такие - в умирающих заводах, на полузаброшенных подъездных путях авто- и нефтепромышленных гигантов. По этому пути несомненно ездили. И ездили не так давно. Накат на путях был ровно такой,чтобы он понял - здесь ездят не чаще одного-двух раз в неделю, в крайнем случае - раз в день-два. И высокая трава проходящим тут поездам не помеха. Иначе бы, сколь бедным не было местное хозяйство,трава была бы хотя бы раза в два ниже.

Удивлённо хмыкнув, Он побрёл было дальше, в чащу. Но в этот момент что-то почудилось ему вдали, туда, куда уходила призрачная колея. Аккуратно переступив поранивший его ранее рельс, Он побрёл по шпалам в направлении покосившегося полугнилого столба. Внезапно,справа от пути возникла глухая, но явно свежая тропка, уткнувшаяся через пару сотен метров в растрескавшуюся от времени, поросшую кустарником, едва заметную бетонную плиту, с бывшей когда-то белой и сплошной полосой в одном шаге от путей.

Здесь трава была прополота, и пути были хотя бы заметны. Он подошёл кстолбу, который его привлёк ранее и только сейчас заметил, что уже почти стемнело, и прочесть надпись на старом куске фанеры, криво прибитом к столбу, без фонаря он не может. "Ну что же"- решил он про себя - "Здесь и заночуем". Свет фонаря, включённого при подготовке нехитрого места для ночлега выхватил в сгустившейся тьме надпись "Старолесье". И тут же, словно какое-то дикое животное,пытающееся вырваться из огня, вдали проревел гудок, звук которого Он не мог спутать ни с чем.А ещё через пару минут из-за едва виднеющегося из-за темноты вдалеке изгиба появилось два тусклых оранжевых луча из полуразбитых прожекторов. Мерно, чуть слышно гудя, древний, ржавый, полугнилой тепловоз подтащил к останкам платформы трёхвагонную секцию старой как мир, ещё с открывающимися вручную дверями, электрички (хотя раньше, по-видимому, двери открывались сами, о чём говорили разномастные ручки на её дверях, да и электричка ездила сама)... Поезд удивительно плавно затормозил...

 

(с) 2009. Лев Николаевич Мощевитин

[Higre]

"Электричка-2035"?

Собственно говоря, из пролога вообще ничего не понятно.

[ЛЕВ-2]

По просьбе общественности пока что всё, что имею. Глава 1. Буду писать, когда время будет)

 

Глава 1

 

В недалёком прошлом, во времена глобальных и ненужных строек, во времена освоения дремучих лесов и поднятия целины, на свежеоткрытой железнодорожной ветке собралось всё мыслимое для небольшого райцентра начальство. Толкалась одиозная речь, про то, как новая железнодорожная ветка, соединившая глухие деревеньки и пару небольших городков, способствует развитию страны и становлению мирового социализма. Потихоньку собрание переросло в митинг с яркими лозунгами про космос, коммунизм и братские народы. Намитинговавшись,накричавшись и устав, начальство и народ вспомнили-таки об открытии ветки. Был дан старт первому составу. Составу номер ОДИН, с гордой надписью на борту "ПИОНЕР ДВИЖЕНИЯ", который должен был стать первым из пяти,а то и шести составов свежеоткрывшейся Болотногорско-Приушьевской системы. Особой гордости добавляли бетонные платформы,бетонные павильоны на станциях с разъездами и контактная сеть.Не каждая линия областного значения могла похвалиться электрификацией! Дороге уже предрекали большое будущее и звания передового хозяйства. "ПИОНЕР ДВИЖЕНИЯ" был гордым, новым, с иголочки, сверкающим краской трёхсекционным ЭР-22 Рижского завода. Прозвучал торжественный гудок, состав, набитый первыми пассажирами, тронулся с места.

Он смотрел на торжество безучастно, стоя в тени будки стрелочника, чуть поодаль от вокзала. Это именно Он выступал против трассировки линии по болотам и труднодоступным участкам леса, это именно Он стучал кулаком в кабинете начальства, убеждая, что проще провести линию по полям, по твёрдому грунту и открытому пространству, проще прижать линию к пусть и грунтовой, но уже имеющейся дороге от райцентра к ключевым деревням и городкам. Его не послушали. Им нужен был пафос, продирающееся сквозь чащу леса строительство, освоение болот и соединение каждой деревни железной дорогой, будь они даже в полукилометра друг от друга. В конце-концов, он махнул рукой и уволился. Ему было двадцать три...

А ещё через месяц произошло страшное. Состав, проходя через особо болотистый участок, из-за тряски и плохо закрепённого моста неудачно зацепил пантографом провод и оборвал его. Провод, упавший в болото, вызвал замыкание и страшный пожар пошёл по деревянным опорам контактной сети... Пожарные расчёты, за неимением пожарных поездов, не смогли подобраться в дремучую и непроходимую глушь, по которой провели дорогу. Чудом не перекинулось на лес, но более половины пускового участка, включая участок с подстанцией, оказался без сети. Тут же сказалась жадность чиновников - денег в райцентре на ремонт не было, "сверху" давать отказались. Не просуществовав и двух месяцев линия встала. "Срочно" (за 4 месяца ожидания) был выписан тепловоз с соседнего депо и налажено пассажирское движение три раза в день туда-обратно. Ремонтировать пострадавшие павильоны и приводить их в приличный вид никто не стал. Местные жители, не сумев отчистить, сами разобрали страшные закоптившиеся бетонно-кирпичные аляповатые строения. Две так и не обжитые будки стрелочников на разъездах тоже сгорели, и восстанавливать их тоже никто не спешил... Да и не собирался. Высшее руководство, узнав о пожаре, тут же отказалось передавать в хозяйство новые (более, правда, уже не нужные) поезда. Дорога начала жить обособленной жизнью сироты, не голодного, но и не полноценного члена общества.

Сразу после пожара Он ушёл. Его искали, но не нашли. Он уехал для того, чтобы вернуться в неизвестность спустя почти полжизни... Поезд "ПИОНЕР ДВИЖЕНИЯ" начал ветшать, его собратьев на других дорогах, так же, как и ведущий его тепловоз, начали списывать, а он всё работал. Ни единого ремонта, ни единой покраски. Привинченные красивые буквы отваливались, может быть, их отрывали хулиганы, но вскоре название состава превратилось в нечто вроде "П Н Д Ж И".

Руководству железной дороги было уже всё равно. Но, так как они заботились о людях, единственное,чего они не могли позволить - это прекращения движения. И Он это знал, поэтому ехал спустя сорок лет туда, где возможно, работает то его детище, что он смог спланировать, но не смог уберечь от изменений и последующего краха. И вот, стоя в темноте на разбитом бетоне онсмотрел в ощерившиеся, тусклые дыры окон, кое-где без стекла, кое-где заколоченные и на втором вагоне секции прочёл неплохо сохранившуюся надпись из прикрученных железных, старых букв "ПИОНЕР В Я"

"Добро пожаловать домой, Саша" - сказал он вслух и потянул вбок дверь за единственную новую вещь во всём составе - дверную ручку, наскоро привинченную к двери с пневмоприводом.

 

(с) 2009, Лев Николаевич Мощевитин

[ЛЕВ-2]

Глава 2

 

В окно бил тёплый июльский ветер. Состав дальнего следования уносил Его из глуши в Мегаполис. Собрав все самые ценные пожитки, распродав "из-под полы" все домашние ценности, передав ключи соседям Он уезжал туда, где его никто не знал, и в этом городе зарождающегося коммунизма на Него было всем плевать. Он устроился штатным инженером в захудалом, недотируемом НИИ с общежитием. Работа не была трудной, он часто был свободен днём, и тогда эти дни были посвящены доскональному изучению внутренних железных дорог города. Через пару лет, выведи Его на пустырь с проходящим по нему железнодорожным путём, Он мог бы вывести с закрытыми глазами по шпалам на любую платформу, на любой разъезд, к любому доступному заводу в городе. Его коллеги Его не понимали, считали авантюристом. Некоторые даже писали жалобы в Органы, однако те сочли Его увлечение лёгким, неопасным сумасшествием. Ночные сторожа ближайшей к Его общежитию железной дороги уже перестали обращать внимание на одинокую ночную тень посреди боковых путей, некоторые даже пытались завести беседу. Но никому Он не говорил ничего. В течение десяти лет Он жил, как тень, получая ровно столько, сколько хватало на жизнь, еду, одежду, обувь... И каждый месяц откладывал понемногу от зарплаты. На будущее. Он хотел уехать, но не знал куда, но Он поставил себе целью. Уехать! Прочь из Мегаполиса, смрадного, зажимающего железные дороги как клещами, заменяющего маленькие маневровые паровозы и тепловозы с парой грузовыхвагонов на прицепной ветке на грузовики. Прочь из города, где рельсы - враги, где рельсы терпят лишь по большой в них необходимости.

.. Так прошло десять лет... Ему удалось скопить немало. Тихо уволившись, Он пришёл к тому вокзалу, на который когда-то приехал. Он поставил целью вернуться. Вернуться и попытаться спасти своё творение, если оно ещё осталось...

- На Болотногорск один взрослый, пожалуйста - пробормотал Он в окошко кассы, увидел, как рука с деньгами дёрнулась, а кассирша удивлённо повернула к нему голову.

- Так ведь на Болотногорск уже как третий год ничего не ходит! -, прощебетала она удивлённо, - Теперь только до областного центра ихнего доедете на дальнем, а там, говорят, раз в пару недель ходит мотрисса -, она явно гордилась знанием последнего слова, но, по-видимому, мало понимала, как его надо произносить, и что это на самом деле значит.

- Спасибо... тогда не надо, - почти прошептал Он.

- Да что же вы тогда очередь у окна создаёте?, - рассердилась кассирша, поняв,что выручки за счёт Него она не увеличит, - не стойте, отходите!, - хотя за Ним не было ни единой живой души.

Он отошёл, присел на скамью....

- Эх, Александр, Александр!, - забурчал он себе под нос почти как старик, - почему тебе так не везёт? Не поеду я в областное, а на мотрисе наверняка до сих пор работает Валька-крысёныш, он меня терпеть не может, не пустит и точка. Ещё и оклевещет, и поминай меня, как звали...

Валька, а для жителей Болотногорска Валентин Сергеевич Душев, тестировал на новом составе ту самую многосторадальную свежую "железку". Перед самым началом он не внял совету Александра, и не стал говорить правду про состояние и готовность новой дороги, а, желая выслужиться (что ненадолго и произошло),заявил об "идеальном полотне и плавном ходе состава без зацепок". После катастрофы его сместят со всех постов. Чудом не лишат права водить маневровый тепловоз. Этому во многом, перед самым своим отъездом, поспособствует Александр, и Душев надолго затаит обиду, ненависть и, будучи без того коррумпированным,станет откровенным стукачом и гнилой душой.

...Александр попытался отогнать тяжёлые воспоминания... Ему надо было найти новый маршрут. Если не в Болотногорск, то куда? И Он решил - куда пойдёт первый самый малозагруженный, самый старый, самый непрезентабельный прицепной вагон - туда Он и уедет. Ибо Его мечта - мечта маленькой, но процветающей железной дороги - должна строиться по-настоящему.

- Начав с малого, не позволяй себе останавливаться, - громко сказал Он, спугнув почтенного дедушку, прикорнувшего рядом с ним на скамье, - А если непредвиденные обстоятельства остановят тебя сами, начни заново.

Глубоко вздохнув, Он встал и подошёл к кассе, в коей была уже сменившаяся кассирша, которая чуть насторожённо спросила:

- Куда желаете?

- В Глушь, - ответил Он.

 

(с) (2009) Лев Николаевич Мощевитин

[ЛЕВ-2]

Глава 3

 

От посёлка Глушь до ближайшего по карте отрезка Болотногорской железной дороги – ровно четыреста километров. Он это запомнил давно, не раз отмерял, сидя после трудового дня в своей каморке стрелочника на небольшом ухоженном разъезде.

Прошло три десятка лет, но Он как сейчас помнит, что продавшая ему в Глушь билеты кассирша ни на секунду не усмехнулась, с суровым взглядом знатока оторвала от общей массы билет и протянула Ему.

Теперь вся эта история, все его последние сорок лет кажутся чужими. За дверью, со скрипом отошедшей в сторону, оказалось комфортное убранство ЭР-22,правда с подпалинами, гнильцой и облезшим кое-где линкрустом. Но Он не замечал изъянов. Он наконец-то оказался там, куда стремился всю жизнь. Он не знал, что будет делать дальше, но он чувствовал как отступает болезнь, как становится легче дышать, как счастье переполняет его душу и выскакивает наружу в старческом, надтреснутом смехе. Он вслушивался в перестук колёс, слушал тепловоз. Всё было в идеальном порядке, не считая полного отсутствия ремонта кузова и потому исключительной ржавости. Видимо, на ремонт чего-либо, кроме ходовых частей не имелось никаких средств, да и донорских поездов за четыре десятилетия получить не довелось.

Он огляделся. Во всей секции Он был один. Тут же скрипнули тормоза, и в свете деревенского фонаря он прочёл название станции.

Спустя минуту поезд был до отказа забит людьми. Шум и гам заполнили состав. Он вжался в угол, стараясь никому не мешать, и слушал….

- Слышали, говорят, поезд старый, опасен для нас-то…

- Да что опасен! Сорок лет проездил, а тут опасен!

- Чиновники всё... чиновники палки ставят... им эти... коттеджи свои ставить надо, а на нас плевать, что со старух взять-то?, - гневно проговорила одна совсем уж старая и сгорбленная старушка.

- Да не будет ничего… Десять лет назад тоже комиссия приезжала, начальники руками махали, кричали, грозились закрыть. Мы тогда стеной вышли и сказали «Не дадим!». Испугались, уехали…,- послышался из толпы бодрый голос.

- Не будет ничего, не будет , - пошла волна спокойного шёпота по поезду, и вновь разговоры перешли на тему грядок, поездок в город и того, что поезд стал ходить совсем уж редко и поздно.

Он стоял в углу и улыбался… Надо же, живучие черти! Молодцы, поезд любят, и берегут… Жаль лишь, что последнее время комиссии в таких ржавых поездах видят лишь металлолом, а не последнюю надежду добраться до «большой земли», до районного или областного центра,где есть большой базар и дорога в Мегаполисы

Тут одна из бесед заставила его насторожиться…

--- Слыхали, иль нет, - протяжно начал старичок с цыплятами в корзинке, - что Душев-то помер? На днях совсем. Я в областное поехал, а там вагончик не ходит. Я в кассу значит – а мне выдают «Душев преставился, некому возить из райцентра в областное теперь». Плохой человек был, но последняя надежда. Втридорога драл, но как теперь быть-то? Авось электричку продлят, но вставать в три утра уже возраст не тот…

«Вот значит как»- подумал Александр, отключившись от вагонного галдежа, - «Умер… Вовремя я приехал.»

Он ещё не знал, что Он последний из железнодорожников, которые работали при открытии дороги и что никто в управлении дорогой Его не знает.

Он ещё верил, что едет на встречу к старым товарищам, и что вместе с ними Он сможет спасти, исправить свои ошибки и ошибки других. Он задремал, стоя в углу.

Электричка остановилась. В салон дунул свежий ветер – люди выходили наружу. Он вышел последним, задержался на подножке и увидел одинокую фигуру машиниста возле тепловоза. Быстрыми шагами он бросился к нему и на едином выдохе проговорил:

- Здрав будь, Пантелей!

Машинист повернул к нему обветренное, грубое лицо. Александр отшатнулся. Нет, это был не Пантелей, хоть и похож. ЭТОТ – моложе… Даже если представить, что человеку везёт с внешностью, то всё равно этому нельзя было дать больше пятидесяти.

- Я сын его. А вы кем будете?, - вполголоса, с хрипотцой, словно боясь чего-то, произнёс машинист.

 

(с) 2009 Лев Николаевич Мощевитин

[ЛЕВ-2]

Глава 4

 

Он никогда не любил никого. Он был холоден к женщинам. Его чувства были только братско-дружескими. Нельзя сказать, что Он не хотел продолжить род или предаться плотским утехам – всё это было, но Он не видел в этих деяниях счастья или пользы. Поэтому Он научился побеждать всю свою физиологию и делать только то, что желал его разум.

С раннего детства он по-настоящему влюбился в железную дорогу. В шестнадцать Он поступил в железнодорожно-инженерное училище. В двадцать Он уже был молодым, востребованным специалистом, и Его направили на строительство и планировку новой линии, которой суждено будет стать Его судьбой. За три года передряг, перекроек Его разумных проектов и трассировок в угоду верхам Он начал ощущать свой проект своим чадом, пусть и уродливым, исковерканным во имя великой страны, но родным и близким. И, уходя после катастрофы, Он на прощание припал грудью к шпалам и поцеловал рельс…

Судачили об Его уходе много. Много нашлось злых языков, которым Он мешал делать так, как хотели они.

В первый вечер после Его исчезновения, когда Его хватились, в местном железнодорожном управлении собрались почти все знаковые фигуры дороги.

- Так что же, правду говорят, будто инженерик наш сбежал? - спросил грузный, одутловатый, посаженный на это место Органами и ничего не понимающий в строительстве железных дорог начальник Болотногорской железной дороги, - Вот уж новость так новость…

- Поговаривают, - подхватил тему Душев, - что будто бы его видели из окна поезда возле того самого моста за день до катастрофы. Бытует даже мнение, что это он диверсию организовал, в качестве мести за то, что не сделали так, как он хотел.

- Кто говорит?! – резко вскрикнул обходчик путей на участке, где произошёл трагический обрыв, - Я слышал обратное, что Саша пытался не допустить движения до окончательной корректировки сети.

- Нууу, - жалобно промямлил Душев, - Многие говорят! А ты что, будешь потакать диверсанту? Да ты знаешь, что за это….

- Тише, тише, - пробасил машинист, - Сашку я, поди, не первый год знаю. Вряд ли это он был, но он сам мне говорил, что недоволен тем, что делается. Я как настоящий советский гражданин, скажу, как говорится – дружба - дружбой, а служба – службой. Саня друг мне, но проверить надо.

- Надо! Даёшь! Правильно! – одобрительно зашелестела разношёрстная толпа.

- Алло? Начальника местного спецотдела, пожалуйста, - прогудел в трубку начальник дороги, - да, Владимира Михайловича нашего дорогого. Владимир?, - поотчётливее сказал он в трубку через пару минут, - Тут проверить человечка надо…

Зная умение госбезопасности доставать людей из-под земли и, зная способность некоторых личностей клеветать на себе неугодных, Александра спасло только то, что через день обнаружили незначительное ,но ставшее фатальным смещение опоры контактной сети, вызванное подвижной болотистой почвой, на которой эта опора стояла. Спецслужбы констатировали факт, что человек, а тем более один, таких повреждений нанести не смог бы и покинули место происшествия. Железная дорога начала свою долгую одинокую жизнь без своего проектировщика, без должного к себе ухода и… человеческого тепла. Сейчас он вернулся, чтобы на склоне лет подарить всю неотданную им теплоту и вернуть к современной жизни замершие рельсы.

 

(с) 2009 Лев Николаевич Мощевитин

[ЛЕВ-2]

Межглавие Первое

 

Во тьме ночи, в небольшой квартире помощника машиниста в посёлке Глушь, творился древнейший физиологический обряд, таинство наслаждения между мужчиной и женщиной. Ему это не было в новинку, Он знал вкус и запах женского тела, Он не противился происходящему, но оставался также безучастен.

- Ты такой красивый…такой сильный, такой умный, - шептала она, прижимаясь к его телу и ища в темноте застёжку его брюк, - давай уедем отсюда? Вместе? В Мегаполис. Ты же гений, ты запросто найдёшь там работу и уважение… Я хочу быть с тобой, я хочу вырваться из этой дыры… - выдыхала она, дыша всё чаще и чаще,- на кой тебе сдались эти ржавые железки на колёсах? Мы созданы не для этого…

Он резко, словно бы она причинила Ему физическую боль, оттолкнул её от себя.

- Уходи, - прохрипел Он, - уходи прочь... Видеть тебя не хочу, тварь.

 

(с) 2009 Мощевитин Лев Николаевич

[Дмитрий Поспелов]

В этом что-то есть, продолжай в том же духе! Правда имеются некоторые замечания, но я предпочту их высказать после прочтения всего произведения, если его предполагается закончить. Кстати я тоже писал рассказ в своё время, но так и не докончил. А в данный момент это делать уже не имеет смысла. Можно ознакомиться с ним на моём сайте.

[Irbiss]

Болотногорск

265572[/snapback]

Странное, имхо, название. А так - здорово)